Справка |
Календарь |
Поиск |
Сообщения за день |
04.05.2018, 22:29 | #21 |
Платина
|
332. ПИСЬМО НАИБА ИМАМУ ШАМИЛЮ О ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЯХ НА ГРАНИЦЕ С ГРУЗИЕЙ
(Имя наиба не указано (Прим. сост.)) [1853 г.] 10 дня 8 месяца до нас дошел ваш доверенный посланец Гаджи Сапиулла, то есть к нам пришел Гаджи Исмаил в конце 8 месяца (Месяц шабан, соответствует августу (Прим. сост.)). Прибыл он через самые горы в то время, когда все дороги через эти горы были закрыты и никто не мог по ним пройти. Прибыл он с высочайшим обращением от халифа — ставленника пророка Аллаха. Он передал нам все вести о вас, в каком положении и как вы находитесь. Этим обстоятельством мы очень довольны и очень рады. Мы оказали этому посланному надлежащие и подобающие почести и приветствия, обязались проводить в жизнь все то, что он нам говорил, и приложим все усилия к тому, чтобы провести их. Мы до сих пор запоздали выступить в путь вследствие того, что мы хотели путем разъяснения и советов привлечь на свою сторону соседствующих с нами ханов и их людей, идущих по неверному пути. Если говорить о них, то выяснилось, что они ни только не сблизились, а совершенно отдалились и отошли от нас. Они открыто говорят, что не отделятся от русских. Я проверял их и раньше и знал ихние намерения. Я не нашел в них никакого духа правоверных. После того, как мы потеряли надежду на них, до закрытия дорог через горы, 10 числа этого месяца мы во главе мусульманского войска выступили в путь, возложив все надежды на Аллаха и остановились на границе Грузии. Мы ожидали вас, думая, что вы придете, и смотрели во все четыре стороны, но после того, как вы не подошли, мы не стали ожидать вас и вступили в бой с гяурами. Мы забрали у них много пленных и заняли много крепостей. В этих боях с нами участвовал наш брат — человек, который имеет в руках это письмо. Он расскажет вам полностью и исчерпывающе все то, что у нас делается. Рук. фонд ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 1. Д. 64. Л. 213. Перевод с араб, яз., современный оригиналу. http://www.vostlit.info/Texts/Dokume...21-340/332.htm |
04.05.2018, 22:30 | #22 |
Платина
|
335. ПИСЬМО КОМАНДУЮЩЕГО ТУРЕЦКОЙ АРМИЕЙ НА КАВКАЗЕ ЗАРИФ-МУСТАФЫ-ПАШИ ИМАМУ ШАМИЛЮ О СОВМЕСТНЫХ ДЕЙСТВИЯХ
1 марта 1854 г. Высокостепенный и непоколебимый брат мой! По засвидетельствовании перед высоким лицом вашим преданного почтения, долгом считаю спросить о здоровье священной особы вашей. Беспредельные Джагат (Вероятно «Джихад» (Прим. сост.)) и Казах (Вероятно «Газават» (Прим. сост.)), продолжаемые вами, породили во мне душевное к вам уважение, не нуждающееся в разъяснении, и все вышеописанное неизгладимо изображено в памяти моей. [436] Воля великого падишаха определила меня главой Анатолийской армии и я несколько дней тому назад прибыл в Карс и занят нуждами войск и надеюсь, что твердость усердия и преданности моей к правительству, с помощью всевышнего и покровительством пророка, будут в пользу отечества плодовиты. Неограниченность преданности моей к вам побудила меня спросить о положении здоровья вашего. Я надеюсь, что это желание мое не будет отвергнуто вами. На подлинном приложена печать Мустафы-паши. ЦГА РГ. Ф.ОВД. Д. 47. Л. 8. Перевод с турец. яз., современный оригиналу. http://www.vostlit.info/Texts/Dokume...21-340/335.htm |
04.05.2018, 22:33 | #23 |
Платина
|
337. РАПОРТ ПОЛКОВНИКА ИВАНИЦКОГО НАЧАЛЬНИКУ ВЛАДИКАВКАЗСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА ГЕНЕРАЛ-МАЙОРУ И. А. ВРЕВСКОМУ С ПРИЛОЖЕНИЕМ СООБЩЕНИЯ НАЧАЛЬНИКА АЛАГИРСКОГО ЗАВОДА О ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПОСЛАННИКА ШАМИЛЯ В ОСЕТИИ
7 апреля 1854 г. Сообщение начальника Алагирского завода Апреля 8 дня 1854 г., завод Алагирский. "Арштинский наиб с одним провожатым был у тагаурцев, где посетил всех мусульман (в виде нищего) и, как говорят, что достоверно, впрочем, известно, принял от тагаурцев присягу в верности и содействии Шамилю. Затем через Салугардан и Алагир поехал в Дигорию. Этот наиб был послан от Шамиля назад тому 3 недели сначала по подножию гор в Салугардан, отдал 1 руб. серебром часовому в заводе и осмотрел завод, потом отправился в новое поселение в Дигории, заехав прямо к Цопан-эфенди, потом вместе с ним приехал к Бахте Кубатиеву и там собрались дигорские уздени из гор. Самый старший Бекмурза Кубатиев (Эльмурза отец), Заурбек Абисалов, Курган (Кургок) Туганов из Царгаса, Аслан Карабугаев, И налу к Кубатиев (у которого потом все собрались в кунацкой и дали присягу), Мимбулат Кубатиев, Кубиди Карабугаев, Бахта Кубатиев, Мурзабек Кубатиев, Кубади Туганов; из черного народа — Барести Баликаев и еще один — Саввай Тотоев. Эти двое из черного народа присягали в том, что они будут действовать согласно с действиями баделятов. Некоторые дигорские старшины взялись перевозить через Дигорию провиант, перевозке которого они хотят воспротивиться. Баделяты поклялись означенному наибу, что лишь только Шамиль будет на Тереке и переправится, то они будут стоять за него. Хаджал Абисалов, вернувшийся недавно из Мекки, уговорил своих родственников, чтобы они не участвовали в походе против турок, и, действительно, только один из них — Заурбек Абисалов отправлен туда в милицию приставом и то насильно — за наказание, ибо он прежде был замечен в сношениях с Шамилем. Упомянутый выше наиб — высокого роста, тонкий, с черною большой бородой, повышен в наибы в прошедшую осень, он был одет в желтую худую черкеску, при нем кинжал и один пистолет. Ехал на серой иноходной кобыле. Товарищ с ним был Исса Гайтов, живущий в Арштах (брат его Гардус тоже в Арштах), примета — на правой щеке рана от ракеты, борода черная, усы более русые, лицо несколько смуглое, росту среднего, походка несколько прихрамывающая, в полном вооружении. Ехал на серой лошади в серой черкеске, вымененной им у Мурзабека Кубатиева. По отъезде от Иналука Кубатиева этот наиб вместе с Цопаном Эфендиевым направился через Ново-Магометанское поселение в Кабарду." Рук. фонд ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 1. Д. 93. Л. 121-123. Копия http://www.vostlit.info/Texts/Dokume...21-340/337.htm |
04.05.2018, 22:33 | #24 |
Платина
|
338. ПИСЬМО ИМАМА ШАМИЛЯ НАИБУ ГАДИСУ О НАКАЗАНИИ СВОДНИЦЫ
13 июня 1854 г. Ты эту негодную женщину, которая была посредницей, подвергни наказанию, а именно: ты смажь лицо этой женщины углем, посади ее верхом на осла и заставь возить по вашему аулу. Ты замучь ее и после этого выгони ее из аула, как выгоняют паршивую собаку. Ты не оставляй без внимания такие вопросы. С приветом. Рук. фонд ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 1. Д. 64. Л. 193. Перевод с араб, яз., современный оригиналу. http://www.vostlit.info/Texts/Dokume...21-340/338.htm |
04.05.2018, 22:36 | #25 |
Платина
|
340. ПИСЬМО АРГУНСКОГО НАИБА ТАЛХИГА ИМАМУ ШАМИЛЮ И ЧЛЕНАМ ГОСУДАРСТВЕННОГО СОВЕТА О ПОБЕДЕ НАД ОТРЯДОМ МИЛИЦИИ
[1854 г.] Мы обрадуем вас великой радостной вестью, до того радостной, что нет выше ее радости для развеселения людей веры и огорчения людей вражды. Дело в том, что мы вышли, решив себе совершить наилучшую священную войну, и держали путь по направлению известного места. Это было в субботу двадцать первого числа Рамазана. Мы встретили на равнине Чечни идущих врагов и произошла между нами битва, которая продолжалась до вечера. Когда мы увидели, что у нас не хватает силы для их окончательного разгрома, мы послали людей домой за большим ружьем и для доставки известной пушки. Они вернулись быстро и мы стали бить им (то есть большим ружьем). Мы их покорили до того, что они стали кричать и просить об отпуске их живыми, оставляя все добро, которое находилось у них. Мы не согласились. В эту минуту из окрестностей крепости Чихкер вышли около двадцати человек — главари из лицемеров — для оказания помощи первым и избавления их от нас. Мы кинулись на них и смешались. Клянусь великим Аллахом о том, что никто не остался у них, кроме убитого, обголенного, раненого и пленного, за исключением одного человека. Это дело Бога, а не наше. Если бы вы увидели, как они кричали, плакали в таком разгромленном и разбитом виде, то вы бы видели великое дело. Между ними находился сын Давлат-Гирея, известный офицер. Был также сын Хами и сын моего брата Тихиш нечистый! Трое из них вернулись тяжелоранеными, голыми с ног до головы. Мы думали, что они мертвы. Между ними был также Мазе, племянник уволенного наиба Даби; мы его пленили с другими тремя лицами в тяжелораненом виде и посадили их в тюрьму. Насчет этих трех человек ко мне приходит много просителей с просьбами о помиловании и оставлении их среди нас всеми их семьями, уверяя в том, что от этого вера будет много выигрывать, что проклятые будут горевать за это дело и тот, кто остался среди них (то есть среди проклятых) из родственников и [442] друзей, убежит к нам благодаря этим. И мы думаем так. Но их дело оставлено за тобой, о, имам, ибо думы — это твои думы и ум — это твой ум. Если уполномочишь меня в этом деле, то ясно... (Текст неразборчив (Прим. сост.)) Короче говоря, убито во время этого столкновения моих пять человек, тяжелораненых двадцать девять человек; от убитых и вернувшихся в раненом виде взяты лошади и оружие. В итоге скажем, что верующий улыбается и смеется, а тот, который слаб, плачет и горюет. Привет братьям Джамалудину и Гаджияву. Подумайте об этом и спешите с письмом. Рук. фонд ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 1. Д. 64. Л. 208. Перевод с араб, яз., современный оригиналу. http://www.vostlit.info/Texts/Dokume...21-340/340.htm |
04.05.2018, 22:39 | #26 |
Платина
|
343. ОПИСАНИЕ РАЗМЕНА ПЛЕННЫХ СЕМЕЙСТВ КНЯЗЯ ЧАВЧАВАДЗЕ И КНЯЗЯ ОРБЕЛИАНИ
30 марта 1855 г. "Для передачи пленных и денег положено было Шамилем выслать с обоих сторон на середину пространства по 32 человека. Я приказал подпоручику Соковкину взять 32 стрелка, вооруженных штуцерами, и вести пленных чеченцев, (которых было 16). Я сам с князем Чавчавадзе и Джемалдином отправился вслед за ними, сзади везли деньги. Не доходя около 300 сажень до Мичика, я приказал остановиться, почти тотчас же со стороны неприятеля отделилась небольшая кучка всадников. Через несколько минут они подъехали к нам, одеты были все в черные черкески почти однообразно, только один во всем белом. Лошади и оружие были у всех превосходны, за ними тянулось несколько арб, на них находились наши пленницы, всадник в белой черкеске был Кази-Магома, второй сын Шамиля. Семейство князя Чавчавадзе, наконец, соединилось к общей радости всех членов его. После первых объяснений и братских приветствий Джемалдин представил Кази-Магому мне и князю Чавчавадзе. Кази-Магома хотя и обратился к нам, но смотрел на нас, по-видимому, с какою-то недоверчивостью и все время держался от нас в почтительной дистанции, а мюриды, держа с самого приезда винтовки со взведенными курками в руках, теснились около него и как будто бы старались все окружить его." "Со всех сторон стесненные густою толпою народа, мы подскакали к ставке, Джемалдин посреди, мы по сторонам, соскочили с лошадей и подошли к Шамилю; Шамиль со слезами на глаза обнял сына, потом Джемалдин отступил в сторону и я очутился перед Шамилем. Через переводчика его, Шах-Абаза, сказал ему, что наш генерал барон Николаи поручил нам представить ему его сына, а возвратившись назад, приказал доложить о его благополучном доставлении. Шамиль отвечал: ”Благодарю барона за сделанную мне большую честь”, — причем поручил передать генералу и князю Чавчавадзе, что ведя с ним долгие переговоры, он убедился в истинно благородных действиях его, и во внимание к этому постоянно хорошо обращался с нашими пленницами, заботился об них, как о своих детях, что могут они сами подтвердить, хотя уже и находятся у нас. В то время, когда говорил Шамиль, я очень хорошо рассмотрел его: у него лицо очень приятное, хотя довольно серьезное и строгое, так еще сохранился, что ему кажется на вид не более сорока лет. По свежести лица можно судить о цветущем здоровье, борода у него черная, по-видимому крашена, ровная и довольно большая. Роста невысокого, не толст, но плотного телосложения. Одет он был в светло-зеленую шерстяную чуху, под ней красный шелковый бешмет, на голове огромная белая чалма, а на ногах русского покроя сапоги. По правую сторону Шамиля сидел Джемал, первое духовное лицо у горцев, старик лет 70, а по левую — Даниель-султан Элисуйский, сзади них стояли наибы Мичиковский, Андийский, Ичкеринский, Гумбетовский и другие. Правее меня стоял Кази-Магома, а около него младший сын Шамиля, Шефи-Магома, мальчик лет пятнадцати»." http://www.vostlit.info/Texts/Dokume...41-360/343.htm |
04.05.2018, 22:41 | #27 |
Платина
|
ПЛЕН У ШАМИЛЯ
Похальская Башня. "Пленницам предстоял еще один, последний, но очень трудный подъем на гору, где стояла Похальская Башня и был расположен лезгинский лагерь. Преодолев последнюю трудность, они очутились посреди лагеря и заметили большую разницу между наружностью лезгин и своих похитителей чеченцев. Чеченцы отличались ростом, статностью, красотой, богатством одежды и вооружения; лезгины же были приземисты, широкоплечи, некрасивы, бедно одеты, но вооружены хорошо, чрезвычайно грубы, даже свирепы на вид. По выражению г-жи Дрансе, «c’etaient des gens durs….» Очевидно, они составляли массу войска, тогда как чеченцы принадлежали, так-сказать, к избранному классу, [106] к аристократии шамилевых скопищ 1 и, по всей вероятности, были употребляемы имамом для отважнейших и опаснейших предприятий." "6-го июля поутру все были пробуждены звуками духовой музыки. Оказалось, что музыканты Шамиля, что-то в роде русских горнистов, играли утреннюю зорю. Исполнение было довольно-стройное, а мотив имел сходство с каким-то знакомым маршем." От Похальской Башни до аула Дидо. "Наконец весь поезд двинулся, в сопровождении лезгин, а не чеченцев, как это было до Похаль-ской Башни. Было уже прежде замечено, что лезгины, в сравнении с чеченцами, то же самое, что чернорабочие в-сравнении с классом привилегированным. Грубость этих. людей не замедлила вскоре выказаться. Один из них за что-то поссорился с кормилицей маленького Георгия Орбелиани и рассвирепел до того, что хотел убить ребенка, что и исполнил бы непременно, еслиб князь И. Чавчавадзе не вступился в дело и не выхватил ребенка из рук лезгина. Дело кое-как уладилось; но после этого князю Чавчавадзе связали по локтям руки." "Знакомясь между собою, женщины вскоре увидели в кругу своем какое-то новое лицо: это был незнакомый чеченец, по имени Нишка. Он хорошо говорил порусски, отъискал в толпе княгиню Анну Ильиничну и, обратясь к ней, объявил, что ему приказано встретить здесь пленниц, [129] приготовить им завтрак и провожать их до аула Дидо. Выслушав чеченца, княгиня сказала ему, что все это очень хорошо, но что гораздо важнее для ее спокойствия узнать о судьбе разлученных с нею детей и сестры. — Не беспокойтесь, отвечал Нишка: — я уже послал узнавать о них и ожидаю ответа. Когда же мы выйдем из аула, я сведу вас с ними на дороге. Действительно, вскоре приехал человек, которого Нишка называл своим посланным, и донес Нишке, что все цинондальские сидят и отдыхают на дороге, по которой и княгине Анне Ильиничне предстояло следовать. Княгиня несовсем этому поверила, думая, что ее хотят только успокоить, чтоб расположить к принятию приготовленной для нее пищи; однако, несмотря на сомнение, она решилась подкрепить свои силы и приступила к завтраку, который на этот раз был роскошнее многих прежних и последующих: он состоял из теплого кипяченого молока, свежего горского сыра и мягких лавашей 9. [130]" Плен у Шамиля. Правдивая повесть о восьмимесячном и шестидневном в (1854-1855 г.) пребывании в плену у Шамиля семейств: покойного генерал-маиора князя Орбелиани и подполковника князя Чавчавадзе, основанная на показаниях лиц, участвовавших в событии // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 120. № 478. 1856 http://www.vostlit.info/Texts/Dokume...mila/text3.htm |
04.05.2018, 22:42 | #28 |
Платина
|
ПЛЕН У ШАМИЛЯ
Продолжительная остановка в Большом Ауле и переход до Веденей (Даргы-Веденно), местопребывания Шамиля. "Большую часть времени пленницы проводили на плоской кровле, наблюдая оттуда за ежедневною [235] жизнью аула. Таким-образом довелось им увидеть много замечательного; и из того, что сохранилось в их памяти, заслуживает особенного внимания следующий эпизод, совершенно-запечатленный местным колоритом. Очень-недалеко от кровли, на которой любили сидеть пленницы, была в земле яма, которой настоящее назначение долго оставалось для них непонятной загадкой. Но однажды они увидели, как привели к яме и спихнули в нее женщину, еще молодую и красивую, и как, потом, опустили туда же люльку с грудным ребенком. На расспросы княгинь об этой сцене им объяснили, что женщина убила, из мести, убийцу своего мужа, и за это посажена в яму на три месяца, после чего будет освобождена, но немедленно выдана замуж за первого, кто пожелает взять ее в жены. Кроме этого, пленницы узнали при настоящем случае, что во владениях Шамиля ни одна женщина не смеет вдоветь более трех месяцев, но, по истечении этого срока, непременно должна найдти себе мужа, в чем, по причине распространенной здесь полигамии, редко встречаются затруднения, особенно если овдовевшая женщина молода и не очень некрасива собою. Цель такого узаконения, вероятно заключается в желании ускорить прогрессию народонаселения в странах, где множество народа [236] ежегодно истребляется непрестанной войною и бедностью. Вскоре после заключения в яму несчастной женщины, были посажены в другую, такую же яму, двое из пленных кахетинских милиционеров. Княгиням сказали, что это наказание постигло пленников вследствие неудавшегося их намерения бежать из аула в то время, когда им, по обыкновению, посылали из дома муллы за водою. Так-как это было сделано по распоряжению муллы-домохозяина, то княгини и обратились к нему с просьбою об освобождении милиционеров. Домохозяин согласился их выпустить из ямы, но, желая за это получить хоть какую-нибудь взятку, заставил кахетинцев работать несколько дней на своем поле." Плен у Шамиля. Правдивая повесть о восьмимесячном и шестидневном в (1854-1855 г.) пребывании в плену у Шамиля семейств: покойного генерал-маиора князя Орбелиани и подполковника князя Чавчавадзе, основанная на показаниях лиц, участвовавших в событии // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 120. № 479. 1856 http://www.vostlit.info/Texts/Dokume...mila/text4.htm |
04.05.2018, 22:44 | #29 |
Платина
|
ПЛЕН У ШАМИЛЯ
"Вскоре две старшие жены вышли из комнаты и вернулись с разными угощениями; тут были: чай, мед, сыр, пшеничный хлеб и, к великому удивлению пленниц, прекрасные конфеты, какие на Кавказе можно достать только в Тифлисе, во французском магазине Толле." IV. "29-го августа заболела Шуанет, а 30-го у нее родилась дочь. Шамиль несколько раз навещал свою любимицу, иногда входил к ней в комнату, иногда же только подходил к дверям, и через двери спрашивал о здоровьи. Аминет не отходила от больной; но Зайдет навещала ее редко и негодовала на то, что Шамиль слишком о ней беспокоился. Шамиль действительно был встревожен положением Шуанеты, которое после родов [4] приняло опасный оборот. Было время, когда и все в доме, и даже Зайдет, разделяли беспокойство Шамиля за Шуанету." "Через несколько дней после Кази-Махмата приехал тесть его, Даниэль, султан элисуйский, и с ним несколько наибов. Они обыкновенно [7] составляли верховный совет Шамиля и на этот раз съехались именно для совещаний. Салим, прислуживавший им, передал пленницам, что дело идет о них, но в чем именно состоят совещания — сказать не мог, потому-что и сам не знал хорошенько. С приездом Даниэль-султана, княгини узнали, что так-как во время нападения на Кахетию, князь Д. А. Чавчавадзе защищал Шильды, то Шамиль на его счет отзывался почтительно и говорил, что он и во врагах высоко ценит храбрость. На этом основании Салим уверял княгинь, что теперь с ними, вероятно, будут еще лучше обращаться. Но это предположение ничем не подтвердилось впоследствии." "Жизнь пленниц потекла прежним порядком, разнообразясь лишь неважными домашними происшествиями. Так, например, в ночь с 10-го на 11-е сентября, одна из бывших с княгинями женщин, взятая в плен в-состоянии беременности, почувствовала приближение родов. Кухарка, находившаяся при пленницах, побежала разбудить Зайдет. Зайдет явилась немедленно с своей переводчицей, и, вместе с Аминетой, подала женщине все нужные пособия. В полдень родился прелестный мальчик, и в то же время во дворе раздался выстрел: горцы радовались рождению мальчика, считая это хорошим предзнаменованием для дома. В тот же день зарезали и изжарили барана и прислали его пленницам." "Приближался великий праздник байрама. К празднику приехал и Кази-Махмат, который после первого приезда оставался недолго. В этот раз наследник дагестанского имама жил в Веденно гораздо-долее, но, к сожалению опять приехал без жены, о которой пленницы слышали много хорошего. Он занимался верховой ездой, или упражнял молодых юношей в стрельбе и джигитовке, разумеется, не на внутреннем дворе, а в ауле. Это были, вероятно, чеченские манёвры." "Наступил день байрама. Во двор привели множество быков и баранов. Жители сераля столпились на средине двора, в своих лучших одеждах. Наконец вышел Шамиль и, торжественно приблизившись к народу, прочитал молитву и сам зарезал одного барана. Это было сигналом страшной резни, за которую с заметной охотой принялись его приближенные. Море крови разлилось по большой площади двора. Но вскоре все это было мгновенно прибрано и очищено. Мясо, посолив, развесили на крыше флигеля. Тут особенно Зайдет была в своей сфере. Пир происходил на другом, внешнем дворе. [14] Мясо поглощалось в огромном количестве, но вина, разумеется, не было: его заменяли мёд, сыта и буза. Пленницам тоже принесли пропасть мяса вареного, жареного и даже сырого, которое они должны были варить в своем камине 7. В этот день были приглашены на обед даже и пленники. Из них простолюдинов угощали на дворе, а князья обедали в комнате для гостей, в той самой, из которой окно выходило на внутренний двор, и которая иначе называлась кунацкою (то-есть дружескою, от слова кунак — друг)." V. "В непродолжительном времени после прогулки поднялась в серале суматоха. Шамиль собирался в поход. Но прежде Шамиля должен был отправиться Кази-Махмат, во главе особого отряда. Перед отъездом его, сборы и хлопоты всполошили весь дом; но всех более, кажется, хлопотала Аминет: она и день и ночь кроила и шила ахалуки для отъезжающего. Наконец, наступил час отъезда. Кази-Махмат из сераля выехал верхом, в белой папахе и под белой буркой, окрашенной шафраном, или другой краской [23] шафранного цвета. Со внешнего двора раздались приветственные выстрелы; затем около молодого предводителя развернулось знамя — и отряд тронулся с пением: Ля-иллях-иль-Алла! Все женщины сераля бегали к забору смотреть сквозь щели на эту церемонию." "Наконец Шамиль совсем собрался в путь. Ему подвели к дверям белого коня, покрытого малиновым чапраком. Сам он вышел на галерею в полушубке из черного меха, покрытого коричневым сукном. На ногах его были цветные чевяки и узкие ногавицы, обшитые простой тесьмою. Золота и серебра нигде не было видно на его костюме: будучи врагом всякой роскоши, он не позволяет себе никогда никаких ценных украшений. На [25] голове его была обвитая белой чалмою папаха с плоским красным верхом, над которым возвышалось что-то небольшое черное, в виде кисточки. Сзади от чалмы спускался на плечо кусок той же белой ткани, из которой была сделана и чалма. В этом костюме, на прекрасном белом коне, Шамиль был очень хорош и даже величествен." VI "Прошло еще несколько дней. Однажды за обедом, к пленницам пришел казначей и объявил о приезде какого-то неизвестного, желающего их видеть. Княгини были на этот раз не обрадованы, а встревожены известием о неизвестном посетителе: они вообразили, что это должен быть князь Давид, который, быть-может, склонился на приглашения Шамиля. Со страхом пошли они к воротам, и здесь, окруженные людьми сераля, выстроенные в ряд, ожидали, когда ворота растворятся. Они растворились и взорам пленниц представилось незнакомое лицо, все закутанное в черном. Загадочный посетитель и пленницы молча посмотрели друг на друга, и ворота затворились. Подобные сцены повторялись впоследствии несколько раз, но никогда княгини не могли добиться ни их значения, ни известий о таинственных лицах, для показа которым они выводились к воротам сераля. Должно полагать, что это были депутаты от народа, желавшего удостовериться, сберегаются ли еще пленницы, а с ними и ручательство за хороший выкуп, на выгоды которого народ имел право." "Махмата-Шаби, за какие-то новые проказы, отправили в ученее в отдаленное наибство. По случаю наступивших холодов, по приказанию [43] Шамиля, были вставлены стекла в окно комнаты пленниц. Вообще Шамилю никак нельзя отказать в некоторой заботливости о пленницах. Так, например, она выразилась в следующем случае: по его же приказанию, в комнате пленниц переделывали камин; по окончании этой работы, имам хотел лично убедиться, так ли она исполнена, как он приказывал, и он отправился в комнату княгинь, которых на это время вывели в другую комнату, чтоб не встретиться с священной особой имама (близкого лицезрения его были недостойны христианки). Осматривая камин, Шамиль нашел в нем стоящий на угольях котелок с водою, в которой плавало несколько тощих луковиц. Открыв крышку и увидев, какая скудная пища готовилась на обед пленницам, Шамиль разразился гневом, потребовал Зайдет, сделал ей строгий выговор за скупость и ушел весьма-рассерженный, а через полчаса прислал с Шуанетой чаю, масла, рису и всего, что можно было достать на-скорую-руку. При этом Шуанет рассказала, что Шамиль долго укорял Зайдету, говоря ей: «Разве так надо кормить пленниц? Как осмелилась ты не исполнять моей воли?» и т. д." "Княгини заметили необыкновенное движение в [44] серале: женщины суетились и бегали; казначей ходил по двору и объявлял всякому встречному о какой-то приятной новости; а через несколько времени со внешнего двора послышались бесчисленные ружейные выстрелы, и сам Шамиль торжественно отправился за ворота, Вскоре пленницы узнали, что все это торжество происходило по случаю прибытия в Веденно посланного от турецкого султана с известием, что султан победил русских, что пятьдесят губерний завоевано у России султанскими войсками, и что Шамилю предлагается титул владетеля Грузии 16, если он попрежнему будет содействовать султану в войне против неверных." "Смятение в серале было сильное, но оно еще увеличилось от страшного землетрясения, случившегося в Веденно около этого же времени. Подземные удары были так сильны и так продолжительны, что, конечно, не устояли бы строения сераля, еслиб они были повышены, или еслиб были выстроены из камня, а не из дерева. Когда миновала беда, Зайдет спрашивала пленниц: — Бывают ли у вас землетрясения? — Бывают, но не такие сильные, отвечали княгини. — Да и у нас всегда бывают слабее; а теперь не знаю чему и приписать такое сильное! Верно [47] Божие наказание! продолжала суеверная Зайдет, задумчиво качая головою." "После этого часто приезжали к Шамилю разные [52] люди с известиями о его сыне. Это были хорошие шпионы, и надо было удивляться точности доставляемых ими сведений. Наконец кто-то привез известие, что молодой Джемаль-Эддин уже в Ставрополе... Эта новость была встречена торжественной радостью; шумели, стреляли, поздравляли друг друга. Но княгини не верили, конечно, и для них приятному известию до-тех-пор, пока не услышали его подтверждения из уст Магоммеда и Хассана, которые вскоре приехали из Хасаф-Юрта и сообщили ту же самую весть, прибавляя, что многие, посланные отсюда, лично видели Джемаль-Эддина в Ставрополе." Плен у Шамиля. Правдивая повесть о восьмимесячном и шестидневном в (1854-1855 г.) пребывании в плену у Шамиля семейств: покойного генерал-маиора князя Орбелиани и подполковника князя Чавчавадзе, основанная на показаниях лиц, участвовавших в событии // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 121. № 481. 1856 http://www.vostlit.info/Texts/Dokume...mila/text6.htm |
04.05.2018, 22:47 | #30 |
Платина
|
ПЛЕН У ШАМИЛЯ
(Окончание.) II. "На другой день рано поутру, Шамиль присылал узнать о здоровьи Грамова, а часу в пятом принесли ему на круглом деревянном подносе калмыцкого (так-называемого кирпичного) чаю в чаше, вмещающей в себе стаканов двенадцать. Надо было выпить все до капли; иначе было бы обидно для хозяина. Нукеры, чисто и красиво одетые, приносили Грамову чай, обед и ужин." "— Исай-Бек, сказал ему Шамиль, как бы желая отвлечь его мысли от всякого подозрения: — ты видишь эту лошадь с двумя переметными сумками, составляющими вьюк ее! Грамов отвечал утвердительно. — Вот так надо ездить на войну, продолжал Шамиль: — это мой вьюк; в нем все мое походное имущество, и других вьюков я никогда в походе не имею, несмотря на то, что имам и предводитель моего войска... А у вас едва-ли не у каждого прапорщика найдется поболее... от этого и хвост у вас всегда длинный, а с длинным хвостом, согласись сам, в походах несовсем удобно." "В ближайших окрестностях Веденно Грамов не заметил ничего особенно-интересного. О самом же Веденно сохранил следующее воспоминание: Аул, служащий резиденцией Шамилю, как и все собственно чеченские аулы или селения, растянут на значительное пространство и окружен, как наши кавказские казачьи станицы, валом и плетнем с частоколом. Строения здесь все деревяные, в противоположность Дагестану и Аварии, [268] где селения сплошь строятся из камня и на камне, и притом не так, как в Чечне, не в разброд, а тесными кучами. В Чечне же бывают селении в три и четыре версты длиною, хотя иногда имеют и не более ста домов, но эти домы, или сакли, часто разделяются большими садами, или даже пашнями, а оттого селения тянутся на огромное протяжение. В средине Веденно Грамов нашел обширное (до ста сажен ширины и двухсот длины), огороженное частоколом пространство: это был внешний двор Шамилева сераля; внутренний же двор или самый сераль помещался в самой средине этого внешнего двора и заключал в себе разные хозяйственные строения и жилые помещения для семейства, прислуги Шамиля и гостей его, в числе которых приезжает и второй его сын, Кази-Махмат, наиб в Каратае, откуда заведывает он семью наибствами. На внешнем дворе Грамов видел помещения для двухсот конвойных мюридов Шамиля, отборного войска, собранного из аварских селений и наполовину составленного из старых, закаленных в бою всадников. Тут же стоит небольшой сарайчик, где Грамов видел восемь заржавленных орудий, негодных и никогда неупотребляемых в дело, а очевидно стоящих здесь для важности. [269] Впоследствии, живя несколько дней в доме казначея Хаджио, И. Грамов успел кое-что разузнать и высмотреть. Так, например, он узнал, что в Веденно, кроме постоянного войска, находится до 340 иностранцев, большею частью из поляков, до 400 душ частных жителей из туземцев; что конвойная стража Шамиля нигде и никогда не покидает его, составляя не только охрану, но даже как-бы присмотр за самим Шамилем, так-что даже в мечеть Шамиль не ходит без этой двусмысленной свиты, от которой, по-видимому, не мог бы избавиться, еслиб и захотел того. В мечеть же ходит Шамиль каждую пятницу, по утрам, причем двести его мюридов составляют из себя как-бы двойную стену по всему протяжению от сераля до мечети, и в то время, когда имам проходит между их рядами, они поют «ля илляхэ-иль-алла»; когда же Шамиль в мечети, они окружают ее и все время остаются безмолвными и почтительными хранителями ненарушимости имамова моления, которое, впрочем никогда не продолжается более четверти часа. Как доказательство того уважения, каким Шамиль пользуется между своими ближайшими подвластными, Грамов приводит весьма распространенный у веденнских жителей обычай божиться или клясться в разговорах именем или здоровьем Шамиля. [270]" "Тут Грамов нашел целое и даже довольно-торжественное заседание. Шамиль сидел в глубине комнаты; по правую его руку помещался Даниэль-Султан, а по левую Кёр-Эффенди. Тут же были: бывший андийский наиб Муртул-Али и переводчик Шамиля, единоземец Грамова, карабахский же армянин (знакомый уже нам) Шах-Аббас, когда-то захваченный в плен горцами, а впоследствии принявший мусульманскую веру и [271] сделавшийся одним из влиятельных приближенных Шамиля. Кроме этих лиц, вдоль стен комнаты сидело человек до двенадцати наибов, неизвестных Громову." "Грамов поклонился всем присутствовавшим и стал неподалеку от двери. — Здоров ли, Исай-Бек? начал Шамиль с благосклонной улыбкой. — Слава Богу, по вашей милости, почтительно отвечал Грамов. — Садитесь, продолжал Шамиль и указал рукою место на ковре, против себя. Грамов сел на ковер, сложив под себя ноги. После некоторого молчания, Шамиль спросил также с улыбкою: — Исай-Бек! Как ты видел Дагестан? — Имам, в каком отношении изволите скрашивать? — Какова там дорога, обычаи, прием и все, что ты мог хорошенько узнать проездом? — Имам, позволите ли сказать правду? — Непременно! Человек должен говорить правду, как перед Богом, так и перед человеком. — Если так, то я принужден сказать, что во владениях ваших дороги чрезвычайно-дурны и грязны; путешествовать весьма трудно по причине множества лесов, переправ и ущелий. Я делал верст по десяти в сутки, и похвалить [272] путешествия не могу, что жь касается до гостеприимства, то я им весьма доволен. — Да, любезный, это-то я и хотел от тебя слышать. Знай же, что тот великий Царь, который не хочет трем царям покориться, со мною ничего сделать не может, хотя и не перестает посылать ко мне войска свои! Я не смею равняться с могущественными государями: я простой татарин, Шамиль; но моя грязь, мои леса и ущелья делают меня сильнее многих государей. Еслиб я мог, я умастил бы драгоценным маслом каждое дерево лесов моих; а грязь дорог смешал бы с благовонным медом — так дорожу я моими лесами и моими дурными дорогами: они-то и составляют мое могущество." 8. Во всех поездках Шамиля с ним неразлучны 200 человек аварцев — отборных и по-большой-части старых наездников. Все они отлично вооружены и одеты и имеют свой особый значок. В поездках обыкновенно сто из них едут впереди, а сто позади Шамиля, и каждая сотня едет пятью рядами или взводами, непрестанно повторяя тот же припев из Алкорана, но притом так, что передняя сотня чередуется в пении с заднею. По правую руку от Шамиля всегда ездит Даниэль-Султан — честь особенная и ни для кого другого недоступная. Плен у Шамиля. Правдивая повесть о восьмимесячном и шестидневном в (1854-1855 г.) пребывании в плену у Шамиля семейств: покойного генерал-маиора князя Орбелиани и подполковника князя Чавчавадзе, основанная на показаниях лиц, участвовавших в событии // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 121. № 483. 1856 http://www.vostlit.info/Texts/Dokume...mila/text8.htm |